"Забытые деревни"

Продолжая серию «Забытые деревни» Молодцова Елена (библиотекарь Тимошкинской библиотеки) оказалась в соседнем Сандовском районе, именно там проживает Конкузева Мария Петровна, которая родилась 10.08.1929 года в деревне Житниково Весьегонского района.

Следует отметить, что этой деревни тоже в данный момент нет. А когда-то было 18 домов, к шестидесятым годам осталось только шесть, а теперь нет вообще никаких намеков на жилые строения. Больше вспомнить Мария Петровна ничего не смогла, потому, что семья переехала в деревню Тимонино. Ей в то время было 10 лет. Хотя и после переезда маленькая Маша ходила в Житниково нянчиться с детьми семьи Смирновых. К слову сказать, когда я училась в Больше-Мякишевской начальной школе, то часто навещала свою одноклассницу из этой же деревни, но почему-то мне тоже ничего не припоминается. Но возвращаемся к нашему повествованию. Итак, Мария Петровна вспоминает: 

«Деревня Тимонино располагается на правом берегу реки Ротыня на приличном возвышении. Справа от деревни расположено живописное место под названием Усова. Раньше это было излюбленное место праздничных гуляний, бойкой торговли. Там же располагались почта и сельский совет, который позже перевели в деревню Ильницы. Деревня была карельской. Воды в деревне не было, за водой ходили на колодец у речки в Большое Мякишево или на ключ в местечко Борзово, он к деревне даже ближе. Недалеко были расположены деревни Ораново и Демьяново. В Демьянове запомнился литовец, который пришел туда задолго до войны, был очень бедным, но все отстроил сам, у него здесь родилось 9 сыновей. Их с началом войны призвали в армию, но, к сожалению, ребята погибли на той войне. Сразу же после войны литовец с женой уехал на родину. Многие деревни после войны опустели, население разъехалось по округе. 

Деревня же Тимонино имела 16 домов в два посада. Дома не очень большие и не обшитые. Возле домов отсутствовали палисадники, но в огородах непременно росли яблони, в основном дички. Населения до войны было 90 человек, в большинстве своём многодетные семьи, но проживали и одинокие граждане. Люди были дружные, отзывчивые, готовые всегда протянуть руку тем, кто нуждался в помощи. 

Я родилась в многодетной семье. Нас у мамы было шестеро: три брата и три сестры. Мне очень рано выпало нянчиться с детьми по округе, хотя и сама была невелика. Довелось несколько лет быть в няньках даже в Сандове у полковника, работающего в военкомате. Разные люди попадались, некоторые обижали, но многие все же жалели. Один хозяин, когда уходил на войну, наказывал домашним, чтоб меня не обижали. Нянчила одного паренька, а потом волею судьбы довелось с ним же ходить на беседы. 

Конечно же, «особняком» в моей памяти стоят годы Великой Отечественной войны. Это было время голода, слёз и потерь. И как радостно было встречать в победном мае вернувшихся с фронта земляков. Но эти пять тяжелых лет так, и лежат на душе грузом, ведь их не просто было пережить. 

В самом начале войны сестру Дусю в 14 лет отправили на работы в Мурманск. Позже она попадает в освобожденный Ленинград. Так сложилось, что она в нем прижилась, и живет и здравствует там и ныне, хотя ей уже за девяносто. 

А вот другую сестру Анну, ей было 16 лет, в это время, послали в город Тверь на завод «Центросвар». И с ней приключилась криминальная история. Она заболела, что-то приключилось с животом, и мастер отправил ее с двумя солдатами, которые тоже шли в наш район, домой пешком. Однако это посчитали как побег с обязательных работ (время-то было военное) и ее забрали в Весьегонскую тюрьму. Анну осудили, и ей было назначено наказание ввиде заключения – полгода. Меня, двенадцатилетнюю девчонку, мама послала в Весьегонск, чтобы я передала валенки (на дворе стоял уже ноябрь) осужденной сестре, дав на дорогу только хлеба. Строго наказала, чтобы я ни к кому не садилась на транспорт (если какой-нибудь попадется) и шла только прямо. А тогда ходили через лес, что было значительно ближе, и я только поздно вечером смогла добраться до города. Конечно же, меня в милицию не пустили, было все закрыто. Но там я встретила, как оказалось, своего земляка из деревни Доманово, Казначеева Фёдора, он отбывал за что-то наказание и в момент нашей встречи подметал улицу. И он мне тогда очень помог. Приютила меня одна старушка, которая сторожила «Голубой Дунай» и соседние магазины и в тот момент, когда мы с дядей Федей беседовали, она проходила мимо, а он её узнал и окликнул. Без особого желания, старушка все же привела меня к себе домой, оставила ночевать. И чтобы я не сбежала, не прихватив у нее чего-нибудь из дома, она подстраховалась и отобрала у меня на ночь валенки. Утром она мне их, конечно же, вернула. После того, как я решила свои проблемы, тот же дядя Федя посоветовал мне обратиться к этой же старушке, чтобы она помогла мне уехать на товарняке домой, хотя бы до Пашкова. У нее, оказывается, на тепловозе работал родственник. И ведь помог тогда мне добрый дяденька, имени, к сожалению, уже не помню. Объяснил, как правильно на ходу спрыгнуть с состава, чтобы не разбиться. Останавливаться на переезде он не имел права, только притормозил. А уж от Пашкова мне отмахать-то пришлось всего каких-то пятнадцать километров. Дома меня встречали как героиню. Мне очень повезло с людьми в том трудном походе. Но главное, я передала сестре валенки. 

За время войны население деревни значительно сократилось, во многие семьи в то горестное время пришли похоронки на родных и близких. Не миновала беда и нашу семью. В войну погибли два брата. Один из братьев, Сергей, пропал без вести. Но смог, незадолго до этого, передать родным письмо, оно было написано на карельском языке, видимо, поэтому и дошло. Он написал, что солдат везут не в теплушках, а в скотских вагонах, и куда - неизвестно. Судьба распорядилась так, что он служил под началом Власова, а когда тот предал своих солдат, то они были осуждены и отправлены вероятнее всего в штрафбаты, где и погибли. Второй брат Николай, служил в знаменитом Отдельном десятом десантном батальоне. Он геройски погиб, за него матери выдали единовременное пособие, более одной тысячи рублей, а потом назначили ей ежемесячную пенсию в 42 рубля. Но это было чуть позже. 

Самыми голодными были 1941-1942 годы, приходилось ходить по миру по всей округе. В мороз, с подружкой (одной ходить страшно) в кирзовых сапогах, простеньком платьице, штанишек никаких, одежонка - так себе, пробирались мы от деревни к деревне. Следует отметить, обязательно все подавали кто, что мог. Часто приходилось пропускать и занятия в школе, так как надо было добывать еду домашним. Я была в семье добытчицей потому, что брат из-за плохого зрения не выходил из дома, мама всегда была на работе, а остальные домочадцы ковали победу на фронте или в тылу. Так и пережили это тяжелое время. Сколько было съедено мякины, пестышей, лебеды, мороженой картошки, но и поголодать пришлось. 

Тяжкий крестьянский труд довелось познать рано. В то время вокруг деревни были фермы, в которых содержали коров, свиней, лошадей, телят, птицу, овец. Позже, в начале восьмидесятых в деревне располагалась даже совхозная пасека из пятидесяти ульев. Некоторое время она приносила доход, но как-то не прижилась. Мать всегда трудилась на ферме, я с детства с сёстрами ей помогала. Поскольку отец ушел из жизни рано, то мужскую работу выполняли дружно братья. За овцами сама ухаживала уже после четвертого класса. Ведро не поднять, так я чайником носила воду, затем выливала ее в колоду. Довелось и лён дёргать, и на сенокосе трудиться, а уж домашними делами занимались обязательно всей семьёй сообща. Уже повзрослев, работала на Больше-Мякишевском маслозаводе, он у нас располагался на берегу реки. Возле него, за весь срок существования производства, всегда толпились ребятишки, потому, что добрые женщины из жалости угощали их сырными обрезками, перепадало иногда и масло со сливками. Поработав недолго на заводе, я вернулась вновь на колхозную ферму, была свинаркой. Позже поставили дояркой, и до 1970 года трудилась на ферме. Затем предложили поработать почтальоном, так и на почте отработала четырнадцать лет. Пункт обмена почтовой корреспонденции находился за 6 километров в деревне Пятницкое. Чтобы туда добраться был выделен велосипед (на нем лучше летом), да и в лошади не отказывали (но удобней зимой), но все равно чаще приходилось преодолевать расстояние в четырнадцать километров в любую погоду с полными сумками пешком, такая уж специфика нашего бездорожья. В те годы каждый дом выписывал какую-нибудь газету, причем не одну, выдавались пенсии, письма с открытками и телеграммами шли постоянно. Кроме этого доставляли посылки и бандероли. Когда сама вышла на пенсию, то еще шесть лет отработала уже на совхозной ферме. В Большое Мякишево я переехала в 1980 году, мама умерла и в отчем доме на краю почти пустой деревни (после меня остался еще один жилой дом) мне было невыносимо одиноко.

Дом в Тимонине я продала, как раз в начале девяностых в деревне появились москвичи, которые раскупили все жилые и полуразрушенные дома с земельными участками. Они посулили нам райскую жизнь. В планах у них было строительство аэродрома и плотины. Но все кануло в небытие. Москвичи куда-то исчезли, деревня заросла бурьяном. Когда же в Мякишеве остался всего один жилой дом, в 2003 году перебралась в Сандово к дочери. Где и живу до сих пор. 

В жизни так сложилось, как только я вышла замуж в 1952 году, мужа забрали в Армию. Когда демобилизовался, стал работать в колхозе трактористом. Родила ему троих детей, жили неплохо. Но счастье оказалось коротким, продлилось недолгие одиннадцать лет, так как муж трагически погиб. Растить детей помог добрый люд, как родные, так и односельчане. Особенно жалостливы были одинокие люди, помогали деньгами, вещами. И что удивительно, своё милосердие они не афишировали. Утром выйдешь из дома, а на крыльце узелок с деньгами, продуктами или вещами и без единого намека на владельца. Я рада, что на моем жизненном пути встречались только хорошие люди. Всех своих земляков, ушедших и ныне здравствующих, я до сих пор вспоминаю с благодарностью».

Молодцова Елена,

библиотекарь Тимошкинской библиотеки.